Шанс, в котором нет правил [черновик] - Ольга Чигиринская

— Я пригласил вас, Вадим Арович, чтобы… Хм, — Ильинский принужденно хохотнул, явно показывая, что пока не утратил чувства юмора и помнит школьную программу. — Одним словом, жалуются на вас мои сотрудники.

Габриэлян подумал, что именно эту формулу он лично предполагаемому ревизору цитировать бы не стал. Особенно, если вспомнить окончание пьесы. Ведь вполне возможно, что первый визитер запущен в качестве приманки, а там дальше, с удочкой сидит второй. Или третий. И вряд ли Ильинский поплыл до такой степени, чтобы этой возможности не учитывать.

— Простите, господин генерал, а в чем именно выражаются их жалобы?

— Да обнаглели ваши люди вконец. Кто-то рылся в файлах следственной группы. Винницкий?

Тут Габриэлян удивился всерьез и даже маскировать удивление не стал. Данные по следствию — по всем текущим делам — он получил от контакта в горсовете, причем уже в печатном виде. Более того, Ильинскому уж никак не было положено знать, что он интересуется конкретным расследованием.

— Мы у вас вообще ничего не брали. Позвольте, вы засекли проникновение извне? Куда? Когда? — однако, неужели Луна? Или — тычок наугад, чтобы посмотреть, в какую сторону противник дернется?

— Извне, изнутри… какая разница. Не доверять электронным системам, не доверять людям, я никому не могу доверять с той минуты, как вы здесь. Что вам здесь нужно, Вадим Арович? Почему ваш жиденыш пасется в горсовете?

Габриэлян поднял брови.

— Простите, а где ему прикажете пастись, господин генерал? Это же не вы, а они давали добро на инициации и это по их, а никак не по вашей милости не закончивший курса молодой болван наделал шуму в столице.

Он почти услышал, как Ильинский скрипнул зубами. Положение Габриэляна было таково, что Ильинский не мог задать ему никаких более конкретных вопросов, не раскрывшись, а раскрыться означало подставиться, а подставиться означало либо отдаться в полную власть Габриэляна, либо убить его. А убить его означало иметь дело с Волковым.

Но не подставиться Ильинский уже не мог.

— Послушайте, Габриэлян, перестаньте забивать мне баки. Волков не гоняет своего ночного референта и его команду по таким пустякам, как зарвавшийся птенец. Вы выйдете отсюда, сказав мне правду о целях своего визита. Или — не выйдете.

И — надавил.

— Зарвавшийся птенец сам по себе — действительно мелочь. А вот ситуация, в которой такие птицы спокойно летают по округе — и их никто не ищет — это уже серьезно. Это уже вопрос политики.

Интересно, подумал Габриэлян, сколько он так может? Ему 90. Час? Два? Если бы он предложил мне сесть, можно было бы поспать.

— Хмм, политика? — протянул Ильинский. — Политика — это серьезно. И что именно вам не нравится в политике региона, господин референт?

Так. Все страньше и страньше. Ну меня ему уважать не положено. Но неужели он и о Волкове настолько дурного мнения?

— Господин генерал, подобные выводы — не в моей компетенции. Я собираю информацию.

— И что уже собрали?

— Господин генерал, простите, что напоминаю вам, но я не в вашей линии подчинения.

— В настоящий момент вы в моей власти, и этого более чем достаточно. Поверьте: из всех, кого я просил в этих стенах поделиться информацией, мне не отказал никто. Вы не будете исключением.

— Господин генерал, я боюсь, что вы воспользовались неточной формулировкой. Вы вероятно хотели сказать, что я — в пределах вашей досягаемости.

— В данном случае это одно и то же, — Ильинский прекратил давить, видимо, осознав тщету усилий. — Ваш скоропостижный патрон сделал ошибку, посылая сюда именно вас. Потому что именно вы можете пропасть посреди Екатеринбурга, не вызвав ничьего удивления. И обстоятельства вашего исчезновения только привяжут ко мне одного очень серьезного человека.

А вот это уже была не просто хорошая новость, это была новость замечательная. Значит не только из Москвы ничего не протекло, значит и Платон Борисович Ким не счел нужным сообщать Ильинскому, что его старший сын жив. Вернее, в настоящий момент это обстоятельство Александра Кима вряд ли радует, и он наверняка уже несколько раз пожалел, что Габриэлян ограничился переломом позвоночника, а не прибег к более радикальным мерам, но вот юдоль сию он не покинул — и соответственно Платону Борисовичу совершенно не за что мстить визитеру из Москвы и есть за что быть ему крайне признательным. Но очень хорошо, что Ильинский думает иначе. И для дела хорошо, и для самого Габриэляна. Потому что теперь Ильинский считает, что у него есть крючок. И не будет торопиться.

— Господин генерал, — Габриэлян слегка наклонил голову, — как бы ни обстояло дело, вы ничего не можете мне предложить. Согласие отвечать на ваши вопросы мне не поможет, а отказ — не повредит.

— Да вы и вправду наглец, каких поискать, — Ильинский усмешкой попытался прикрыть свой собственный страх. — Думаете, это вам поможет. Вадим Арович, вы же знаете, что получить от вас информацию — только вопрос времени.

— Безусловно. Но, согласитесь, господин генерал, для другой стороны это тоже вопрос времени. Из чего же мне выбирать? — А теперь посмотрим, будете ли вы меня покупать. И как. И за сколько.

— Другая сторона может и не добраться до вас. В конце концов, какое-то время она будет знать ровно то, что вы предложите ей вы… а потом — я мог бы обеспечить вам защиту. И кое-что получше, чем должность начальника-куда-пошлют.

— Защиту в Москве? Защиту от Москвы… — Габриэлян позволил себе улыбнуться. — Видите ли, господин генерал, если бы перспектива сломать себе шею беспокоила меня очень сильно, я искал бы себе другую работу. А у позиции старшего-куда-пошлют есть множество преимуществ. Да и вам совершенно не нужны люди, которые ломаются от первого толчка.

Генерал посмотрел на часы.

— Я дам вам время подумать, — сказал он. — Пройдемте со мной. Настоятельно рекомендую пройти добровольно.

— Господин генерал, мы на вашей территории и вы безусловно вправе распоряжаться моим временем. В определенных пределах.

Габриэлян вышел следом за Ильинским — и тут же попал в коробочку. И очень неплохую, кстати. С одной стороны, ему, вроде бы оставили свободу движения, с другой, поводок на самом деле был сантиметров 10–15, а дальше начиналась глухая фиксация. Как бы в Екатеринбурге ни обстояло со всем остальным, охрана шефа СБ дело свое знала на твердую четверку. Не то, чтобы мимо них совсем уж нельзя было пройти, но вот импровизировать с ними Габриэлян не рискнул бы.

Габриэлян в который раз пожалел, что он не эмпат. Было бы существенно проще вычислить, являлось ли такое обхождение с гостями стандартной процедурой, или это он персонально господина генерала допек. В принципе, должно быть частью процедуры. Как и приглашение пройти. Очень часто люди, которые говорят «нет» сразу, меняют свое мнение на «может быть», полюбовавшись денек-другой на стены подвала. И без всякого физического воздействия, между прочим. Людям свойственно думать, что они важны и незаменимы. Небрежное обращение достаточно часто выбивает из колеи даже профессионалов. А старшим не нужно прибегать к системе Станиславского, чтобы изобразить нужную степень отсутствия интереса к конкретной особи. Хорошо бы, он «забыл» меня там как минимум на сутки. Тогда к началу переговоров у меня точно будет отменная позиция. Я буду нужен ему уже не как источник сведений, а как прикрытие. И он начнет делиться информацией всерьез.

Они дошли до ствола. В лифт Ильинский вошел первым, Габриэлян и его четверо спутников остались ждать следующего. Интересно, куда мы поедем. На его месте, я бы хранил такую скоропортящуюся продукцию вне здания. С другой стороны, он не знает, сколько в городе людей Волкова и какие у них приказы. Если он трус — будет прятаться в раковину.

Ай-яй-яй, а едем-то мы вниз. Уж не в блок ли М — вот будет картина…

Охрана Ильинского явно не была натаскана на нештатные ситуации — когда объект закрыл глаза и тихо хмыкнул, двое из четверых едва не качнулись к нему.

Лифт остановился. Действительно, блок М. Уже и пошутить нельзя. Запах краски и свежего цемента. Стены в веселеньких подсолнухах. Психологи…

В тамбуре его довольно грамотно обыскали, но отобрали только пистолет, планшетку и нож с левой. То ли господин Ильинский вежлив, то ли он считает, что оставлять вербуемому тот самый выход, который открыт для всех — значит почти гарантировать, что объект им не воспользуется. В принципе, правильно. В данном конкретном случае… сейчас посмотрим. Охрана осталась у дверей камеры. Габриэлян шагнул внутрь. Да, в данном случае — это ошибка.

— Вадим Арович, — Ильинский прошел мимо него к двери, — я вас покидаю. Рад бы сказать, на какой срок — но увы, сам не в курсе. Ужин здесь бывает в восемь ровно, и мы его пропустили — но к завтраку, я думаю, вы не умрете от голода. Завтрак, к слову, — тоже в восемь, только утром. Отдохните от суеты, подумайте на досуге, выспитесь. Надеюсь, следующий наш разговор будет более продуктивным.